17.08.2017 АРХИВАЖНО / ИНТЕРВЬЮ

Автор: Артем Орлов

Внук легендарного конструктивиста делится своими взглядами на использование уцелевшей исторической среды

На предстоящем международном форуме 100+ Forum Russia в числе прочего планируется обсуждение мирового опыта работы с культурным наследием и моделей редевелопмента городских объектов. В работе тематической секции примет участие потомственный архитектор и внук легендарного архитектора-конструктивиста Моисея Гинзбурга Алексей ГИНЗБУРГ, который уверен, что объекты культурного наследия — это ресурс, который можно не только превращать в музеи, но и активно включать в современную жизнь городов.

Алексей Гинзбург из числа тех немногих, кто специализируется на реставрации объектов культурного наследия. Он — хранитель таких исключительных кейсов, как реставрация здания газеты «Известия» и дома-коммуны Наркомфина в Москве.

Оба проекта уникальны тем, что представляют собой не освоение бюджетных средств согласно утвержденной смете, а кропотливую работу: с одной стороны — с архитектурой здания, с другой — с частным инвестором. Гинзбургу удается бескомпромиссно убеждать бизнес в своих подходах к реставрации: тотальной, скрупулезной, глубоко исследовательской.

— Обычно любые работы на объектах культурного наследия (ОКН) — это только лишняя финансовая нагрузка для инвестора и девелопера. И громоздкая бюрократическая процедура. В чем, по-вашему, может заключаться привлекательность таких проектов?

— Объекты культурного наследия не должны быть мертвым грузом или использоваться в ущерб их исторической ценности. Они должны быть премиальным сегментом недвижимости. Иметь добавочную ценность в том, что являются предметами истории и культурного слоя города. Конечно, памятники современной эпохи ближе нам по своим функциональным и конструктивным особенностям. Их легче использовать для современных целей, способов их использования гораздо больше.

— Но ведь для этого нужны большие инвестиции…

— Обычный подход инвесторов — построить новое на месте старого — постепенно претерпевает изменения. Конечно, в глубине души и сейчас инвестору хотелось бы снести любой попавший ему в руки старый или старинный дом, неважно, памятник он или нет. Но сейчас он уже понимает, что высказывать это вслух в приличном обществе не очень хорошо.

Также мы понимаем, что есть некий общественный запрос на то, чтобы жить в сформированной историей среде, которая позволяет нам сохранить нашу идентичность. Понимать, кто мы и что мы. Как раз в этих целях можно и нужно использовать те здания, ту историческую среду, которая еще уцелела.

— Вы говорите о сохранении исторической среды, но ведь не везде она подлежит сохранению. Старая городская ткань не состоит исключительно из объектов культурного наследия.

— Ну, если сравнивать реставрацию существующего старинного здания и новое строительство, то последнее, наверное, будет проще во всех смыслах. Здесь инвестиционная привлекательность напрямую зависит от месторасположения проекта, который собирается реализовать застройщик.

— То есть все зависит от места?

— Конечно. В 10 километрах от исторического центра или здания можно значительно дешевле взять в аренду землю. И если говорить об инвестиционной привлекательности земли, то инвестиционную привлекательность памятников можно оценивать исходя из того, где они располагаются.

— Должно ли государство поддерживать инвесторов, которые берутся за реставрацию, реконструкцию и приспособление исторических объектов?

— Необходима такая политика государства, которая регулирует всю эту систему. В какой-то степени в России она существует, но я пока не видел ни одного успешного примера государственно-частного партнерства в области реставрационного инвестирования.

Я считаю, что у здания должен быть хозяин, собственник. Но этому собственнику следует иметь определенные обязательства перед государственными органами, контролирующими исторические здания, — на предмет, что с ними можно делать, а что нельзя.

Очень часто этот контроль бывает неполным — формулировки оставляют слишком много «возможностей для маневра». В результате возникает странный продукт, который нельзя полностью назвать историческим зданием.

Например, отреставрированный снаружи, но полностью перестроенный внутри. А лет 10 назад было еще круче: здание сносили под предлогом ветхости, а на его месте делали его копию из надежных современных материалов.

Такой подход, в частности, практиковало предыдущее московское руководство. Мне приходилось видеть такие здания: по документам это объект культурного наследия, а по сути — новодел. На мой взгляд, это — нонсенс.

— Это называется «воссоздать».

— Ну да, воссоздать. Вопрос определения термина «реставрация» сложный. Это всегда компромисс между новыми элементами, которые появляются в здании взамен утраченных, или конструктивно усиливают какие-то его части, и консервируемыми историческими частями. Если изменено все до основания, тогда это уже не реставрация. Так вот государство должно контролировать такие вещи. Но практика показывает, что и общество должно контролировать государство. Эта система контроля должна быть многоступенчатой.

— Что нужно, чтобы инвесторы пошли именно в такие проекты?

— Во-первых, у инвестора должны быть очень четкие и понятные правила игры, что ему можно делать, а что нельзя. Хотя очень часто эти правила размыты.

В Москве сегодня распространена практика передачи ОКН в аренду по коммерческой стоимости, а после того как инвестор отреставрирует здание, у него появляется возможность арендовать его по льготному тарифу 1 рубль за квадратный метр.

Этим интересуются многие, но сталкиваются с запутанной и громоздкой системой согласований, с плохо сформулированными предметами охраны, дающими возможность разных толкований. А инвестору нужна четкость в подходе. Только это позволит ему планировать свои расходы, привлекать финансирование, создаст необходимые благоприятные условия для ведения бизнеса.

— Должно ли государство как контролирующий орган делать при этом шаги навстречу инвестору? Где-то смягчать требования, например…

— Нет. Наоборот, государство должно четко проводить и отстаивать границы дозволенного. Предмет охраны должен быть прописан подробнейшим образом. Для этого необходимо финансировать изыскательную работу, чего, к сожалению, государство, как правило, не делает.

— Нуждается ли в доработке нормативно-правовая база, чтобы позиция государства по отношению к ОКН была обозначена более четко?

— Законодательную базу, может быть, и можно усовершенствовать, но даже качественное использование существующих законов может дать позитивные результаты. Я бы не сказал, что те проблемы, которые сейчас наблюдаются в области охраны исторического наследия, связаны с несовершенством законодательства. Скорее они связаны с низким качеством работы государственных органов и общественных организаций.

Вопрос не в законах, а в полноте реестров: что взято под охрану, что не взято. Мы часто сталкиваемся с ситуациями, когда сносится какое-то старинное здание, которое не числилось в реестре выявленных ОКН, хотя по всем признакам должно было там быть. Но вместо этого его просто тихонько ломают.

Это не имеет отношения к качеству законодательства. Дело здесь в полноте реестров, в качестве их заполнения. Вот эта работа должна финансироваться государством.

— То есть вопрос не в качестве закона, а в качестве его соблюдения?

— Мне кажется, да. Сейчас важнее улучшить систему контроля над соблюдением закона, чем сам закон. Нужна масштабная работа по фиксации исторической застройки. Очень часто у нас этим параллельно занимаются разные ведомства, общественные организации, энтузиасты, волонтеры, а такой подход рождает большое количество нестыковок.

— Я задам банальный вопрос, тем не менее, хочу, чтобы вы на него ответили. Насколько реставрация объектов культурного наследия важна для города и горожан?

— Во-первых, горожане видят, что историческую городскую среду возможно изменить, вовлечь в оборот старинные здания, наделить их функцией. Во-вторых, это мощнейший стимул для общественного диалога, в котором могут взаимодействовать, а не оппонировать друг другу самые разные участники городской жизни.

— Можно ли сказать, что в России работа с культурным наследием намного отстает от опыта Европы? Или, может быть, идет впереди?

— Вы знаете, нет. Зарубежный опыт очень сильно варьируется. Оговорюсь: когда я говорю про зарубежный опыт, я в значительной степени имею в виду западноевропейский опыт, потому что именно в городах Западной Европы были еще в начале 20 века сформулированы подходы к охране и реставрации исторических зданий и их реставрации.

Но и там тоже против воли горожан сносят исторические здания, когда инвесторы пытаются действовать каким-то пиратским образом, а власти ведут себя не очень внятно. А есть и обратные ситуации. В таких странах как Германия, Италия, Франция, Великобритания законодательство в отношении исторических памятников очень строгое. В плане бюрократии оно, может быть, даже сложнее, чем у нас, коллеги-архитекторы из этих стран часто на него жалуются.

Но система эта нацелена на одно: сохранить историческую среду. Во главе угла стоит не возможность использовать эти здания, а именно защита истории.

— Но ведь и положительный опыт реставрации старинных зданий в Европе богатейший?

— Именно благодаря законам, не позволяющим просто так сносить старые здания и строить на их месте новые, в Европе накопился большой реставрационный опыт. Много удачных примеров перепрофилирования зданий — в Голландии, Бельгии, Германии. Есть примеры, когда жилые дома реставрируются без изменения функции, такое тоже возможно.

Я не сказал бы, что где-то все очень плохо с культурным наследием, а где-то наоборот, но то, что в европейских городах невозможно обойти действующее законодательство, защищающее исторические памятники, — это факт. Пока его можно назвать более жестким и последовательно применяемым, чем у нас. Несмотря на все наши нововведения.

Артем Орлов

https://rcmm.ru/arhitektura-i-proektirovanie/38705-aleksey-ginzburg-snosit-starinu-segodnya-stanovitsya-neprilichnym.html