В.Познер: Много раз ты упоминал в разных своих интервью Чехова. Что-то он для тебя особое, видимо, да? Я хотел бы узнать, почему?

М.Жванецкий: Если я какой-то пафосный такой – у меня же эстрадность какая-то есть.

В.Познер: Это замечательно: ты какой есть, ты такой есть.

В.Познер: Итак, Антон Павлович Чехов. Почему?

М.Жванецкий: Антон Павлович Чехов и Сэлинджер. Антон Павлович Чехов – нежность и юмор, то есть как будто человек пишет двумя руками. От этого рождается глубина – вот, все. Когда юмор есть, рождается глубина. Там не надо быть специально глубоким человеком. Несешь это все, и у тебя рождается глубина. И я перечитываю бесконечно. Вот, для меня рассказы – во-первых, кратко. Извини меня, сейчас тяжело читать такие кирпичи, сил нет. Даже если это “Моби Дик”, даже если это “Улисс”. Ты какое-то время терпишь себя, его. Потом ты закрываешься, потом опять – как бы обязан прочесть, чтобы слыть, но ты не можешь. Антон Павлович дает тебе такой формат, который все время умещается в твоем сердце. И Сэлинджер дает такой же формат. Мужчина и девочка у Сэлинджера – вот солдат и девочка – прыгает она с тротуара, и это такое сочетание силы и нежности. Для меня это лучшее, что может быть.

В.Познер: Почему не пошел в политику? Казалось бы, мог бы?

М.Жванецкий: Звали довольно часто. Не могу оскорбления переносить. Для меня кажется, что политика – это…  Ну, по крайней мере, тогда, когда звали – это межпартийная борьба, это значит – отвечать на оскорбления, которые почему-то всегда переходят на личности. Я не могу это все переносить. То есть, допустим, командовать людьми – это я не могу, но еще не могу в дебатах участвовать. Если бы я против кого-то стоял в дебатах, во-первых, я бы сказал, что он врет, и я чувствую это, и поэтому не хочу уже на эту тему говорить. Во-вторых, в дебатах не могу участвовать – ну, не знаю, что происходит. Не могу объяснить – не знаю. Все-таки, видимо, это писательство.

В.Познер: А польстило, что позвали?

М.Жванецкий: Да. Какое-то время… День я находился в хорошем настроении. Я обзвонил всех и сказал: “Зовут в Думу от “Демократического выбора России”. Всем рассказал – девочкам знакомым, всем сказал – и отказался. Но оповестил всех.

В.Познер: Политик – это кто такой? Вообще, какие люди, по-твоему, идут в политику?

М.Жванецкий: Те, которые ползут наверх, чувствуют – там их компания. Он когда снизу начинает идти, он чувствует – там их компания. Чтобы человек пошел в политику, мне кажется, что-то должно в нем либо надломиться, либо вырасти. Либо что-то исчезнуть, либо какой-то нарост должен образоваться. Наверное, есть люди, которые чувствуют, что нужно что-то менять в этой стране. Но пока я таких не встречал – которые чувствуют, что что-то менять надо в стране, и которые бы об этом говорили. Может, еще придет что-то мне. В политике особенно необходимость скрывать что-то, говорить неправду – это очень тяжело действует, на меня лично.

В.Познер: Хорошо. Ну, раз затронули это слово “политика”. Вот у нас свободная страна? Люди свободные?

М.Жванецкий: Нет. Люди не свободные. Страна, может быть, свободная, люди – не свободные.

В.Познер: А как это может быть?

М.Жванецкий: Нет. Страна тоже, конечно, не свободна. Люди не свободны – это факт. И поэтому иногда я верю тем, кто наверху, которые говорят: “Ну что мы можем сделать? Мы пытаемся. Они выбирают таких, что потом невозможно с ними работать – с теми, кого они выбирают”. Либо в парламенте появляется кто-то в красном пиджаке. Помнишь, был такой? Фигура в красном пиджаке. И он раздражал всех. И какое-то было ощущение, что цирк. Этот парламент называли “цирком”, но он тогда был свободным парламентом. Сейчас наоборот – абсолютно одинаковые лица. Я не могу выделить никого. Сейчас бесцветность и есть цвет этого парламента. Вот он бесцветен. Правительство как всегда более цветное – там есть характеры. А в парламенте – нет. Ну, разве что Жириновский там чего-то. Но ввиду того, что он всегда голосует “за”, а говорит “против”, это несколько смазывает впечатление от его своеобразия.

В.Познер: А как ты понимаешь свободу вообще? Мне кажется, в России свободу понимают как волю – что хочу, то и ворочу – вот это свобода. Нет?

М.Жванецкий: Я тебе скажу честно: я всегда был свободен. И в советское время был свободен, и сейчас свободен. Я пишу то, что хочу, и говорю, что хочу. Я понимаю, что я не попадаю с этим в эфир, но говорю – что хочу. Я не могу отвечать за население нашей страны. Я не могу, я не понимаю сам, что они хотят, кого они хотят. Может быть, действительно, нужно какое-то еще время… Но в то же время я чувствую уже среди молодежи вот этот интернет, технические какие-то вещи – они уже слышат друг друга и что-то их сплачивает.

В.Познер: Интернет – это хорошо?

М.Жванецкий: Интернет – да, хорошо. Во-первых, потому что они обмениваются информацией. Если даже в газетах нет, то в интернете есть. Если там что-то запрещено, то в интернете это есть. Но в интернете есть большой минус – они сталкиваются с такими же и воспитывают друг друга, значит, они вырастают похожие.

В.Познер: Они не из тех, кто любит Сталина? Который вдруг возник… А может, и не вдруг, но возник, тем не менее. С какой-то ностальгией.

М.Жванецкий: Сталин был самым эффективным руководителем для советского человека. Каким образом? Советский человек никогда не чувствовал такую быструю отдачу от своих действий. Советский человек писал донос на соседа, и уже вечером соседа вели. Это поразительная быстрота. Причем это – удовлетворение именно народного волеизъявления. Либо – часто бывало, что из-за квартиры, часто бывало, из-за должности – не важно! Донос – и он уже сидит. Где ты еще видел? Простой человек в жизни страны играет такую роль! Причем, а донос на академика? А донос на заместителя министра? То есть 2-3 человека – и сидит. Я считаю, что от этого- я серьезно говорю – от этого такая любовь к Сталину по памяти тех, кто выжил из тех, кто доносил. Ощущение участия в управлении страной.

В.Познер: А как ты понимаешь власть? Власть – это что?

М.Жванецкий: Власть все время делает вид, что она знает то, чего ты не знаешь. Какое-то время я верил. Потому что у них карты, флажки, они же стрелы вот эти, боевые действия – они же знают, чего здесь нет, чего там нет…  И мне все время казалось, что они знают. Потому я понял, что я знаю не меньше их, потому что это все через меня проходит. Жизнь проходит через меня, управление страной проходит через них. Но власть нужна, чтобы я почувствовал себя защищенным. Сейчас власть такая, что я себя защищенным не чувствую. Что такое власть? Милиционер. Что такое власть? Ну, не управдом, так ЖКХ. Что такое власть? Мэр. Его главная задача – меня защитить, если здесь тяжело, если просто убивают на улице, если просто грабят, если просто скручивают шею, то меня надо защитить. Потом лечить, но, прежде всего, защитить. С защитой они не справляются, поэтому сказать сегодня, что такое власть, не могу – это вид бизнеса, видимо.

В.Познер: Скажи, ты грустный человек вообще?

М.Жванецкий: Да. От таких вопросов станешь грустным.

В.Познер: Всегда был грустным? Вот, вспомни.

М.Жванецкий: Да, всегда, конечно. Ну, я когда выпью и когда почувствую рядом, ну, скажем, женский смех – не будем превращать это в физическое ощущение – во-первых, появляется у меня какая-то целеустремленность, во-вторых я становлюсь тогда легким и веселым. Но это, в основном, должно быть женское общество. То есть мой идеал компании – мужчины знакомые, женщины – незнакомые. Себе аплодирую. Подумай! Это ведь самое лучшее, что может быть в жизни мужчины.

В.Познер:  Вообще, ирония не очень как-то в ходу у нас.

М.Жванецкий: В последнее время просто публика отвыкла совершенно. Принимает все всерьез и все в лоб. Извернулся – дал в лоб, пошутил… Смешно. А если ты говоришь иронично о чем-нибудь, ты же не серьезно говоришь – ну, пойми это! Я же не серьезно! Я вообще большую часть говорю не серьезно! Вот ты пару вопросов задал, где серьезно – и я просто в тупик. А иронично – это моя область.

В.Познер: Когда ты говорил, что ждешь от кризиса много хорошего – это была ирония?

М.Жванецкий: Конечно, была ирония. Хотя я чувствовал… Вот, эти все фильмы, которые “отбить затраты”. Ты понимаешь, что такое “отбить затраты”?

В.Познер: Нет, не понимаю.

М.Жванецкий: И я не понимаю. Это, вот, я сделал – оно обязано выйти это кино, даже если это дерьмо дикое, которое чаще всего и бывает. Но отбить затраты – значит, кино выходит. Значит, выходит все. Спектакль выходит, чтобы отбить затраты.

В.Познер: А кризис это прекратит, ты говоришь?

М.Жванецкий: Да. Теперь я думаю, что не будут вкладывать деньги в барахло всякое – что теперь деньги, наверное, приобрели другую ценность. Вообще. И я сам чувствую. Сейчас я приехал из Краснодара, сейчас я приехал из Днепропетровска. Огромные толпы людей на концерт идут, хотят услышать то, что говорю я.