В.Познер: Значит, ты не потерял публику? Был разговор такой, вроде бы стали меньше ходить, меньше реагировать?

М.Жванецкий: Мне не приходится ее искать. Потерял, потом вернулся на то место, где я ее потерял – и она там еще лежит.

В.Познер: Ты что-то сказал где-то, что ты рабочих потерял, что рабочих больше нет.

М.Жванецкий: Нет. Я сказал где-то, что мне не хватает… И всем нам не хватает не рабочих – не хватает инженеров, не хватает ученых молодых.Это были мало оплачиваемые советские люди, но очень умные.

В.Познер: Которые уехали многие?

М.Жванецкий: Которые уехали. Огромное количество уехало. Но они заполняли зал.

В.Познер: Они уехали за деньгами что ли?

М.Жванецкий: А почему бы им не уехать за деньгами? Во-первых, они уехали за деньгами – раз. Во-вторых, они уехали за хорошим оборудованием – два. В-третьих, они уехали за огромным уважением – три. В-четвертых, они уехали туда, куда уже уехали многие. А это ж всегда вопрос стадный.

В.Познер: Хорошо. Это уехали “за”. А уехали “от”? От чего уехали? У тебя есть на это ответ?

М.Жванецкий: Есть на это ответ. От жлобства. Не от нищеты, не от еды. Во-первых, им никто не сказал: “Оставайтесь”. Ты видел где-нибудь страну, где никто бы не сказал “оставайтесь”? Где никто бы не сказал “подождите”? Где никто бы не сказал “подумайте”? Где никто бы не сказал: “Давайте мы туда пошлем кого-нибудь. Давайте мы вам привезем какой-нибудь фильм о жизни там, давайте мы покажем. Вы сумеете, вот лично вы там приспособиться? Или вам будет тяжело?” “Уезжайте” – это педагогически. Мол, наши так себя вели как хорошие педагоги: “Ты хочешь? Уезжай, и черт с тобой”. И вот уезжали люди не за колбасой, они уезжали от жлобства. Слово “жлоб” – это примерно слово “хам”.

В.Познер: А чего ты не уехал от жлобства?

М.Жванецкий: Ты понимаешь, самое главное – черт с ним, с голодом. Но жлобство, когда тебе говорят в лицо или не берут из-за национальности, или ты… Знаешь, каждое предприятие, каждое учреждение – суд, райком партии – суд, при ЖЭКе – суд. Куда бы ты ни попал, всюду тебя судят. Вот от этого люди уезжают – невозможно было вынести.

В.Познер: Но ты-то не уехал от жлобства?

М.Жванецкий: Нет. Я не уехал, потому что для меня этого было мало. Жлобство – этого было мало, чтобы я расстался со своей страной. Меня здесь слишком много связывает: меня великая литература связывает, я здесь почувствовал успех, я почувствовал вот эту огромную связь. Ты знаешь, я где-то писал, что я обожаю не веревки, а нити. Вот веревки, которые меня связывали с этой родиной – черт с ними. Но нити у меня были сильнее. И уехала женщина, которую я любил очень, и говорила: “Уедем вместе. Я не могу в этой стране жить. Я не могу слышать их, я не могу видеть, я не могу это радио слышать. Я не могу жить здесь, я не могу людей даже видеть, которые слушают это радио”. А меня здесь запрещали, а я – все равно, я остался здесь. Ты представляешь? Она уехала, я остался. Остался здесь, в этой стране, где меня запрещали, пожертвовав всем. Ну вот, объяснить это… Наверное, объяснил – потому что нити были гораздо сильнее, чем веревки.

В.Познер: Ты знаешь, когда говорят о других странах – ну, как правило, говорят об Америке, о Франции, об Израиле. Я впервые у тебя встретил – ты рассуждал об Ирландии и об ирландцах, которые тебе страшно понравились. Ты назвал их “несминаемым народом”. Что ты имел в виду? Что это такое?

М.Жванецкий: Я их как-то видел. Я выступал в Дублине. Один раз я видел, они шли на футбольный матч. Они шли строем почему-то. Дети там шли, с песней какой-то, или оркестр был. Они в масках, в нарядах. Ну вот ощущение… Я же интуитивный человек. Я почувствовал – их не сомнешь. Ну, не сомнешь их! Они не дадут! Как в Америке старушка с винчестером. Старушка с винтовкой появляется, когда уже невозможно. Когда кто-то давит слишком, появляется старушка с винчестером. И так там в этой Ирландии то же самое. Когда наши там сидели в этой Ирландии в пабе, – я записку получил про этот случай, – вдруг пожарная тревога – все наши эмигранты выскочили, те остались и заняли их места и продолжали разговаривать и пить.

В.Познер: Что для тебя Ельцин?

М.Жванецкий: Почему-то я в нем видел правдивого, искреннего, страдающего от всех нас человека. Я видел эту жуткую фотографию или в разрезе сердце его в газете перед операцией. И я понял, как ему смотреть на это. И он это все разрешал. Глубоко симпатичен мне.

В.Познер: А Путин?

М.Жванецкий: Путина я считаю очень умным человеком. Я когда слышу, когда он говорит – он убедителен. Во-первых, его приход к власти через Собчака и через Ельцина – для меня это два авторитета были – вот такой приход к власти Путина. И когда он сегодня говорит – я свободный человек, я не оппозиционер – но если он говорит правильно, я это понимаю. Я это ощущаю.

В.Познер: Художник должен обязательно противостоять власти, не принимать ничего от власти?

М.Жванецкий: Нет. Конечно, нет. Я вижу, я понимаю, о чем Владимир Владимирович говорит. Я иногда не понимаю эти толпы выбранных в Думу и так далее физкультурников – это я не понимаю, не иногда, а все время. Я не понимаю, когда преследование идет. Но я понимаю его, когда он говорит об экономике, когда он называет цифры, когда он по памяти это говорит. И он логичен, и я это слышу, я это понимаю. А если это зло названо, может – уже путь к устранению? И все-таки, такое количество машин в этой стране, такое количество пробок автомобильных в городах разных – Краснодар весь в пробках, Ростов весь в пробках – это же не олигархи, это же люди обычные на этих машинах. И это же мобильные телефоны, пробки, одета толпа. Если я когда-то писал “Так жить нельзя”, то я потом говорил “Так жить можно”. Это уже “Так жить можно”. И я понимаю человека нашего, который соскучился по комфорту – от туалета с завыванием вьюги в задницу снизу до унитаза, нормального, теплого. Человек соскучился. Он пока говорит: “Потом поговорим о политике, дайте я приму душ”.

В.Познер: Сейчас Марсель Пруст будет задавать тебе вопросы. Знаменитый  опросник Марселя Пруста. Абсолютное счастье – что такое? Для тебя. Все для тебя.

М.Жванецкий: Абсолютное счастье – я думаю, что жить так, как я сейчас живу. То есть сейчас, вот именно сейчас публика идет – тьфу-тьфу-тьфу. Когда я к ней выхожу – тьфу-тьфу-тьфу. Когда все мы встречаемся в атмосфере взаимного обожания – вот это мое абсолютное счастье. И дома это понимают.

В.Познер: Абсолютное горе?

М.Жванецкий: Вот когда этого не будет.

В.Познер: Какое более всего качество ценишь в мужчине?

М.Жванецкий: В мужчине – юмор, юмор, прежде всего.

В.Познер: А в женщине?

М.Жванецкий: В женщине – тоже, как ни странно, юмор. И тот ничего не значащий разговор, после которого возникают очень значительные перемены.

В.Познер: Какая твоя главная черта?

М.Жванецкий: Самоедство.

В.Познер: У тебя есть литературный герой?

М.Жванецкий: Нет.

В.Познер: Что ты больше всего не любишь?

М.Жванецкий: Категоричность. То, что ты меня заставляешь делать сейчас.

В.Познер: О чем больше всего сожалеешь?

М.Жванецкий: Ты знаешь, ни о чем. Вот если бы я уехал, эмигрировал – я бы точно сожалел. Но, слава Богу, этого не произошло.

В.Познер: Вот если бы ты мог встретиться и поговорить с любым человеком, который когда-либо существовал на этой земле.

М.Жванецкий: Чехов.

В.Познер: Ну, и последний вопрос из этой серии. Оказавшись перед Богом – не знаю, верующий ты или нет, не имеете значения – оказавшись перед Богом, что ты ему скажешь?

М.Жванецкий: Ну, я, во-первых, как интеллигентный человек, подожду, что он спросит.

В.Познер: Это был Михаил Михайлович Жванецкий.

https://pozneronline.ru/2019/08/26194/

21.08.2019